на крыше миланского собора
(дождь)
Я был в лесу, облитом влагой.
Там мрамор пил и выпит был.
Мне не хватило резвых крыл
слететь нечаянной отвагой
на шелест каменной листвы,
отверзло город подо мною.
Иисус невидимой ногою
ступил в туман - рычали львы...
мильонной мукою ветвей
молчал собор в угаре пьяном,
не узнавая за туманом
души готической своей.
ЯРОСТЬ
Так и сгинуть... так и сгинуть!
Обозлиться, провалиться...
всё доцветшее отринуть!
Жизнь - гнедая кобылица -
пронесла тебя на гриве,
зацепивши, слвно муху,
уронила на обрыве,
а сама в провал - что духу...
Лишь некованным копытом
на прощанье приласкала -
"...будешь мёртвым... станешь сытым..."
Зубы лязгнули оскалом,
и пропала кобылица.
Мне бы встать... да раздавило.
Никнет желтое светило,
над обрывом пыль клубится.
Сыграй, Италия, на лире...
на небе, полном до краёв!
Декабрь безумен в этом мире
и кормит солнцем воробьёв.
Он плавит стариков лучами...
он мне обманом шлёт весну,
внушает шум,
и полусну не давши завладеть очами,
огнём взрывает недра дня -
(от синевы бесстыдный, что ли?) -
вдруг устремляя на меня
вечнозелёный лик магнолий.
ТОСКА В ОКНЕ
(Монтекьо, провинциальный отель)
"Так суеверные приметы
Согласны с чувствами души"
А. Пушкин
День молча канул в силуэт
и скатерть неба догорела.
А мне по сути нету дела
до многозначности примет.
Я предан жизнью и людьми
на угасанье в тихой думе.
Что ж, были старики детьми,
учил Иисус в Капернауме
и на распятье отдан был,
и храмы поседеть успели.
Избытком лет, остатком сил
томится мир в Христовом теле.
Сирень цветёт, Есенин пьёт
и обещает застрелиться,
но даже в этот переплёт
не может правда уместиться.
Иванов плачет, бледный Блок
клянёт любовь, любви прикован,
мой срок томится между строк,
в мечту о смерти замурован.
И бродят звёзды стороной,
и мир, кидая взор украдкой,
следит, как тяжелобольной,
за их никчёмною загадкой.
Всё в порядке!
Выпил каппуччино?
Поблагодари... иди домой.
Скройся там безмысленно и чинно,
заслонившись толстою стеной.
То, что ты для смертного не нужен -
это не открытье.
Это факт.
Пей, как голубь, нищету из лужи...
пялься вдаль белками катаракт...
Знай и молкни - нечему сбываться!
Хаос есть лишь путаница тел.
Носом в пух...
спиною в дно матраца...
принимая ужас
как удел.
|
