Кафе беседует со мною лязгом чашек,
брюнетки-итальяночки в заботах,
нестрашен вид смеющихся монашек -
здесь вечный праздник... вечная суббота.
Балбес в джинсе, ломоть допотолковый -
однако и ему не страшны будни:
отпить эсперссо... пошутить толково -
и жизнь теряет злые чары студня.
Торгует площадь братией пичужьей,
на башне время стиснуто часами,
и, самому себе невнятно чуждый,
день надрывается цветными голосами.
Сегодня жизнь уже привыкла
к тому, что началось вчера...
лишь чайки - ветра кучера -
ещё прядут над речкой никлой...
ещё прядут надежды шум
из криков, спицами скользящих,
сквозь кровлю дел ненастоящих
и нищету отживших дум.
Мне не выстоять... мне всё равно не выстоять!
Даже в умирающем саду
ничего ни выплакать, ни высмеять...
Ничего!. Присяду... и уйду.
И за мной тоскливый луч потянется,
как слеза... как стайка тонких жал...
Может, за спиной моей и станется
что-то из весны, которой ждал.
Птицы, кинутые с высоты,
падают камнями в реку.
Мне - постороннему человеку -
невыносимы мосты,
перекинутые между вами,
братья и сестры галдящих каже,
ухающие табунами
по едва различимой строфе.
А ещё
постороннему мне нестерпимы
жизни очерченные края,
высохших глаз мимохожие зимы
и вечная
мглистая
быль
ноября.
"Я"
В иссушенную зелень глаз, где не осталось больше слёз, заглядывал ли ты хоть раз - любимец муз... искатель гроз?
Нет, я плавучий лист следил и чаек на речных камнях, движенье медленных светил...
А видел ты животный страх?
Нет, я бестрепетно летал, и, неба думу теребя, срывал с ощерившихся скал обвалы снежного дождя.
Ну что ж, мой друг, ты видел те края, куда никто из нас не залетал! Теперь спустись и в грязном дне зеркал узри своё измученное "я".
"МЫ"
"Мы отдохнём!" - раздавлена листва.
"Мы долго будем жить!" - моргают капли.
"Мы будем............!" - дует ветер в рукава,
"Мы долго................!" - плачет зонт забытой цаплей.
Вся наша жизнь - покинута огнём -
одной дождливой предана надежде:
пройдёт зима, всё будет вновь как прежде...
и новою весной мы отдохнём.
Душа нежнеет, грубеет тело,
и скоро места не станет в нём
тому, что знало свои пределы
и согревало его огнём.
Тогда взорвётся грудная клетка
и долгожданный случится страх -
луна качнётся, склонится ветка...
а дух растает, осыпав прах.
|