О, Господи... опять весна! Опять терзанье взбухшим жилам, и всё уже мне не по силам - только бы вырваться из сна!
Лечь на асфальт, как сонный уж, змеясь, разлиться на пригреве, и в грязноснежном перепеве услышать кровь кипящих луж.
И снова, как и всякий год, с необъяснимым содроганьем постигнуть собственным касаньем немую правду этих вод.
Мы не знаем России, мы чуем Россию - голубые проклятия дальних небес, и прозрачное слово, и подошвы босые, и ореховый тёс,
и осиновый крест.
Когда в наитии сиюминутной боли - так хочется успеть, чтоб кем-то быть полюбленным! Ребёнку передать и всем загубленным оставить эту быль кристаллом соли.
Пускай вас запах пота не смутит! Соль - это пот, а пот - стенанье тела лишь... Не задавайте!.. жизнь слепа на вид... Не задавайте мне вопроса: "Что ты делаешь?"
Заложена моя гортань мокротой собственных починов.
Чин непомерный - человек... и хочется сказать "Отстань!", но остывает из под век всё та же дрянь пера и чина.
Перо и чин, и нож складной на самый популярный случай - смысл ни закрыт, ни отворён (ворон не выбить по одной!), а север с четырёх сторон роняет лёд - смотри и слушай!
Мне юность не дала отсрочки... От глупой "А" и до последней точки я сразу всё прозрел - всю азбуку невежд. Мне жизнь явилась кладбищем надежд. Судьба едва коснулась нежной мочки, И мне загрезилось в смоле набухшей почки всё то, чему не сбыться повезло... Смолистым отраженьем оползло И с тихим звоном расплескалось, И с юности уже зарубцевалось На матовой поверхности души Заклятие: "Умолкни, не дыши!" Не проявляй себя живым и чутким На этом до отчаянности жутком Гулянье носорогов и слонов, Что пляшут весело в плену своих оков И ранят бивнями друг друга. Их кожа звякает упруго И ран не пропускает, как броня... Но одинокого меня на рог насаживает поминутно То глупость, то убожество невежд... Сквозь дыры ран и лоскуты одежд Я собственное сердце вижу смутно
Я сам себе и плотник и хирург И штопаю, как некий Демиург, Тряпичную изодранную куклу в своём углу...
|